Введение

До сих пор смыслы понимаются в основном как некие когнитивные структуры, как продукт особой смысло-образующей или смысло-порождающей деятельности сознания. На наш взгляд, даже при исследовании такой сложной проблемы, как мировоззрение, не учитывается неконструируемость смысла. При таком подходе остается не преодоленной позиция обособленности сознания, т.е. упущено то, что может быть названо «пограничным» («трансцендентным») характером смысла. С нашей точки зрения то, что может быть психосемантически изучено, есть именно конструкты сознания, я-концепция, мировоззрение. Но смысл отражает действительное отношение человека к его жизненному миру. А это отношение, эта позиция может быть противоречащей любым «принципам», исповедуемым человеком и любым представлениям его о себе. 

В нашем исследовании делается упор на понимание смысловых образований, как «переменных взаимодействия» (М.Ш. Магомед-Эминов), т.е. находящихся между человеком и миром, «на пути» к нему. Такое понимание позволяет соответственно переинтерпретировать такие категории, как травма, вытеснение, актуализация.

Вместе с тем происходящее взаимодействие, т.н. «информационный метаболизм» (А. Кемпински), не может быть понятно вне временной проблематики, т.е. временной локализации смыслов. Смысл существует всегда во времени, в том, что наиболее актуально для человека – в его настоящем. Задачей нашего исследования является связать нарушение временной перспективы с нарушением актуализации смыслов вследствие «непроживания» опыта психологической травмы, а так же выяснить место травмы во взаимоотношениях человека с реальностью – является ли она помехой или наоборот проводником, ведущим к реальности.

 Человек находится в непрестанном взаимодействии с миром. Но по мере взросления эти отношения перестают быть непосредственными. Между человеком и миром (событием/ситуацией/другим человеком) всегда существует «переменная взаимодействия», опосредующая  отношение внутреннего -и- внешнего мира [3]. Есть разные идеи насчет того, что ею является, но даже если согласиться, что это ценностно-смысловые образования, возникает вопрос – что под ними понимать. Смысл не может быть образован, придуман – он не мысленная конструкция. Тогда как мировоззрение, образовавшееся из осмысления накопившихся событий, вполне может оказаться конструкцией, весьма далекой от жизни. Каждый встречается с этим в своей юности, когда идеалистическая, романтизированная картинка заслоняла собой «жестокую» реальность. Как бы то ни было, эта «картинка» опосредует отношения с миром, хотя бы тем, что осуществляет «отбор»: что осознавать, а что вытеснять; что является враждебным, а что поощрительным в отношении её. Но каждый встретится и с тем, что, рано или поздно, возникнет критическая ситуация, требующая «заметить» реальное положение дел и отказаться от картинки, ставшей самоценной и препятствующей реальному взаимодействию.

Нарушение взаимодействия с миром всегда отражается в нарушении временной перспективы. Интерпретация психических нарушений через нарушение восприятия времени была осуществлена еще Е. Минковским. В свою очередь А. Кемпинский на полвека позже охарактеризовал те же нарушения психики (от аутизма, невроза до шизофрении) - как нарушения «энергоинформационного метаболизма», необходимого для жизнеобеспечения и естественного развития человека. И та и другая идеи не получили должного отклика и развития у других исследователей (Е. Минковский до сих пор не переведен).

Только недавно группа российских исследователей во главе с А.В. Серым предприняла попытку изучения «время-организующей» роли смысла, его внутри-временного характера, воспользовавшись в качестве основного диагностического метода тестом СЖО (смысложизненных ориентаций). При этом они исходили из того, что «смысложизненные ориентации индивидуума … показывают, в каких субъективных временах он живет, как соотносит и оценивает их. Это смысловое отношение и определяет субъектную временную перспективу: значение (смысл) прошлого опыта, осмысленность настоящего (реальности здесь и теперь) и осмысленность будущего (значение цели), а временные локусы смысла во многом определяют состояние субъективной смысловой реальности индивида - ее границы, ценностные компоненты и собственно направленность личностного смысла (к ситуации, к себе, к другим, к жизни)» [5]. С помощью новой концептуализации теста им удалось диагностировать т.н. «актуальное смысловое состояние» [6]. В этом понятии впервые отображается внутри-временная суть смысла. Вневременным, безотносительным к жизни, может быть только искусственно созданный конструкт.

Любое взаимодействие, любая актуализация происходит и переживается в настоящем. Соответственно, любой уход от взаимодействия есть избегание настоящего, или избегание актуализации некоего враждебного сложившимся ценностным конструктам феномена в своем настоящем.

«Придерживаясь представления о наличии противоречия в смысловой системе личности, переживающей неблагоприятные психологические последствия травматического опыта, мы делаем акцент на функционировании временных локусов смысла, то есть смыслов настоящего в контексте формирования определенного отношения к будущему и прошлому опыту индивида» [4].

Когда человек избегает актуализации травмы, его ценностно-смысловая система становится крайне «поляризированой», отражая состояние внутренней борьбы: «свой – чужой», «я – они», «мое личное пространство» - «окружающий враждебный мир» / «я -(контр)- общество». Его контакты сводятся к безопасному минимуму, и все равно для него практически невозможно доверять или наслаждаться происходящим, быть чем-либо довольным, вообще жить без оглядки.

Так что же в действительности стоит между человеком и Миром/Другим/ - Реальностью? Травма? Нет, она как раз оказывается связующим звеном с реальностью, которого он избегает. А мешает ему выстроенная им же самим система ценностей, направленная на самозащиту, блокировку внешних воздействий. И поведение его все время репродуктивно - т.е. постоянно воспроизводит и вращается вокруг одного и того же не прожитого события в прошлом - происходит фиксация во временном локусе прошлого. И одновременно исключает это событие из ценностного отношения - т.е. отказывается от осмысления его, ведь это грозит крахом всей сложившейся не-полно-ценной системы ценностей. Но травма никак не может быть чем-то внешним, это рана, а значит отделаться, вытеснить её можно только с помощью отчуждения от самого себя.

То, о чем мы говорим, парадоксальным образом, через проблему прихода к реальности, приводит к проблеме прихода к самому себе, своему «внутреннему Я». Ведь именно там травма, именно там переживание, и только там постигается смысл. И только через этот глубинный контакт с самим собой возможно присутствие в реальности. Таким образом, когда человек говорит: «не хочу этого переживать», он блокирую собственное Я, которое «не переживать» не может. Каждый раз, когда человек «проглатывает» естественную реакцию, или врет, изображает то, чего нет – например радость вместо злости – он «затыкает» собственную экзистенцию. То, что П.В. Лушин называет разрастающейся субличностью или «тенью», которая конденсирует вытесненные эмоции и все что не умещается в «я», в нашей интерпретации выглядит скорее как подавление экзистенции, приводящее к самоотчуждению, а затем кризису. И тогда действительно дело в том, чтобы впустить вытесненное, т.е. травматический опыт, в границы своего «я», расширив их. Но в нашей концепции оказывается, что вытеснено было как раз подлинное, истинное «я».

Нарушения взаимоотношений человека с миром неизбежно приводят к нарушениям отношений с самим собой, т.е. к конфликту самоотношения. Ставшие самоценными конструкты сознания исключают из ценностного отношения как других людей, так и собственный внутренний мир: он в буквальном смысле не ценит его, предпочитая удовлетворение совсем других, эгоистических потребностей.

 Три основных модуса временной перспективы.

 Человек «вынужден быть счастливым», погруженным в насущные задачи, общение, чтобы «не думать». Но своими «не-мыслями» он все равно там, где его травма. Получается что то, что представляет для него реальную значимость – вытеснено. А значит, вытеснен его единственно реальный смысл. Если же, как мы условились, человек там, где его смысл, то в данном случае он даже не в прошлом. Его соприкосновение с реальностью по возможности сведено к «безопасному минимуму». 

Человек же, которого тянет в прошлое и вместе с тем он недостаточно присутствует в настоящем, по крайней мере, находится в поиске. В данном случае, это, скорее всего, поиск некоей основы, опоры, чего-то незыблемого и уже свершенного. Он нуждается в том, чтобы быть поддержанным им. И находит утешение в повторении произошедшего, оно всегда с ним, и может быть пережито вновь и вновь. Но дело в том, что подобная нужда возникает у человека, неудовлетворенного своим настоящим, донимаемого им. Настоящее хочет обратить на себя внимание, чего-то требует, доставляет неприятности. Хочется отделаться от этого, опять же – забыться. И тогда, из хода наших рассуждений, очевидно – вытесняется наиболее актуальное – т.е. тревожащая реальность настоящего. А вместе с тем и смысл, с которым он отказывается конфронтировать.

Вариантом подобного избегания может быть и уход в мечты или проекты, ничего общего с направленностью в будущее не имеющий, и еще менее связанный с реальностью. По сравнению с прошлым мечтания - то, чего вообще не было и не будет. Вытесненным оказывается как прошлое, так и настоящее, без которых будущее совершенно виртуально. (Мы не рассматриваем тот вариант, когда устрашающая реальность (грядущая смерть человека или его близкого) – собственно ожидает в будущем, и человек пытается её «отодвинуть»).

Человек, жаждущий действительной актуализации, т.е. развития - обращается к своему прошлому, прорываясь в будущее. Он хочет происходить, становиться, поступать, но наталкивается на что-то, что «заворачивает» его к давно изжитым ситуациям, способам реагирования. Его оттягивает назад, и он хочет разобраться. Именно в этом случае его мотивация и ресурсы наиболее велики, он может рискнуть вернуться, и изжить то, что не было пройдено и преодолено, чтобы идти дальше. Но подобная мотивация возникает только тогда, когда больше не может продолжаться теперешнее состояние - т.е. опять же в ситуации кризиса. «Критическая ситуация… должна быть определена как ситуация невозможности…реализации внутренних необходимостей своей жизни (мотивов, стремлений, ценностей и пр.)» [2]. Именно кризисная ситуация побуждает трансцендировать из уже сложившегося, наличного – как себя, так и своего положения. Трансцендирование, как известно, открывает человека своему будущему, из которого только он и может изменить себя настоящего. «Людина… занурена у своє майбутнє, хоч і здобуває сили зі свого минулого. Діяльність і є механізмом, що згортає майбутнє в минуле, перетворює його в досвід життя та розгортає життя в нові обрії прийдешнього» [1, с. 49]. Вот почему мы и говорим, что смысл обретается на границе - себя возможного, будущего и прежнего. Иначе говоря, только при обретении точки отсчета в будущем, исходя из него, открываются границы, отделявшие прошлое от настоящего, настоящее от будущего -  возникает единая временная перспектива. Происходит «синхронизация временных локусов». Возможный смысл начинает осуществляться в настоящем, объединяя в ходе осуществления «времена» личности. Т.о. «Посредством синхронизации смысловых локусов происходит расширение границ субъективной реальности, т. е. интеграция личности в новые условия жизни» [4].

Мы описали три основные тенденции, которые в своих крайностях приводят: первая – к ситуативному поведению, вторая – к инфантилизму. Третья отвечает наиболее естественному для человека самодвижению.

Таким образом, только через встречу с наиболее актуальным, которая будет неизбежно болезненна, на пути к которой тревога и страх, можно прийти к реальности – к своему настоящему положению. Наиболее актуальное для человека, где бы оно ни находилось, перемещает, возвращает человека в его настоящее.

 Выводы

 На примере критического опыта прохождения через травму, ярче всего видно, что смысл не локализован в сознании, он может быть в том, что человек вытеснил из сознания и с чем он не хочет контактировать. Обретение смысла требует критического обращения к себе, взгляда со стороны, при котором окажется мелким ранее бывшее важным. Актуализация травматического опыта возвращает человека прежде всего к самому себе, к тому кто ранен. Этот «внутренний Я» (см. «экзистенциальное Я» у Д. Леонтьева) и есть подлинный участник своей жизни, именно он переживает боль и он существует в отношениях. Боль оказывается проводником к своей подлинной жизни. Как сказал один поэт: «там где правда, там и боль». 

Наши выводы не расходятся с точкой зрения новосибирских исследователей: 

«Изучение ценностно-смысловых ориентаций личности, переживающей отдаленные последствия психической травмы как связующего звена между ее внутренним миром и объективной действительностью позволит объяснить преломление параметров травмирующего обстоятельства через индивидуально-психологические особенности человека» [4].

Дальнейшее исследование позволит внести вклад в понимание временной перспективы и способов оказания помощи при её деформации с учетом позитивного значения проживания опыта травмы для преодоления жизнеограничивающих стратегий и обретения полноценной жизни в осмысленном настоящем.

1.     Кримський С.: «Запити філософських смислів», К., ПАРАПАН, 2003, 240 с.

2.     В.В. Ляченкова: «Исследование трансформации смысла в кризисной ситуации», мат. XIX междунар. конф. «Ломоносов 2012», http://lomonosov-msu.ru/uploaded/800/dvd/structure_22_1833.htm

3.     Маомед-Эминов М.Ш.: «Личность и экстремальная жизненная ситуация», Вестн. МГУ, Сер. 14 «Психология», 1996, №4

4.     Полетаева А.В., Серый А.В.: «Ценностно-смысловые ориентации личности как фактор переживания последствий психической травмы», Сб. науч. трудов «Социальная работа в Сибири»,  Кемерово: Кузбассвузиздат, 2004, 180с. (с. 137 - 141)

5.     Серый А.В.: «Система личностных смыслов: структура, функции, динамика», Кемерово, Кузбассвузиздат, 2004, 272 с.

6.     Серый А.В., Юпитов А.В.: «Применение теста смысложизненных ориентаций к диагностике актуальных смысловых состояний (новая концептуализация)», http://hpsy.ru/public/x2479.htm

7.     Серый А.В.: «Структурно-содержательные характеристики системы личностных смыслов», «Сибирская психология сегодня: Сборник научных трудов», Вып. 2., Кемерово, Кузбассвузиздат, 2003, 410 с.